Река Красивая Меча

рождение городаЕфремовский уезд в ХVII векепервые десятилетия
от Петра I до Екатерины IIрека Красивая Мечакупеческий Ефремов
после реформы 1861 годана пороге революциипервые дни после революции
житница Тулы и столицыгоды Гражданской войныв Советском городе
20-е годы, начало 30-хиндустриализация городаначало войны
оборона Ефремова3 недели окупацииосвобождение города
после окупациинаши герои войныпамятники павшим
послевоенное лихолетьена закате эпохи.. 

  В составленном по вопроснику 1723 года Герольдмейстерской конторы первом географо-экономическом описании Ефремова Меча ни разу не названа Красивой. Лишь примерно со второй половины XVIII века за ней закрепляется современное опоэтизированное название. В XVII веке Красивой Мечей называли одну из ее излучин против Красивого городища (в верхнем течении), а за стремительное течение в ряде мест иногда Мечу именовали еще Быстрой.
  Восторг обвороженных Мечей родил поэтический гимн реке, подобный бессмертному классическому гоголевскому "Чуден Днепр!". Автором его был писатель пушкинской поры Николай Филиппович Павлов. Очарованный Помеченьем он писал:
  "Много рек рассекают необъятную Россию... а ни у одной нет столько по­эзии в названии, как у реки, которая протекает по Тульской губернии от северо-запада к юго-востоку. Пробив землю неугомонным ключом, она явилась на свет в Богородицком уезде, прорезала себе путь через Ефремовский и видно, с каким усилием рвалась между гор, металась от скалы к скале, чтоб наконец добраться до Дона.
  Красивая Мечь прозвал ее народ, не согласуя прилагательного с существительным. В том месте, где она выгибается наподобие рога и где стоит село Изрог, сохранилось до сих пор темное предание о приключении, от которого будто бы произошло это поэтическое имя.
  Рассказывают, что там какой-то Ярослав переезжал когда-то через мост в коляске; что лошади провалились, что он для спасения любимого коня вынул меч и хотел обрубить постромки, но уронил его в воду...
  Есть еще предания, есть еще поэзия старины в окрестностях Красивой Мечи. Близ нее лежит так называемый Конь-Камень, окруженный своими обломками и другими камнями, вросшими в землю. У иных это - проезжий витязь, это - безбожный народ, который осмелится творить в честь его игрища и пляски на день св. Вознесения. У иных это - чужестранный богатырь, который ехал по заповедным лугам и не поклонился на привет красных дев да молодых парней, сказав, что на земле не кланяется никому. Гром наказал его.
  Там накануне Иоанна крестителя, Ивана Купалы сверкает таинственный огонь по верхам гор, спускаются с неба свечки и венцы. "Свечка горит", скажут вам, указывая на фосфорное сияние. Бог весть, кто затеплил эту лампаду, только она теплится над схороненными кладом или над русским убитым за независимость
  Студеная, прозрачная река течет также быстро, извивается также неправильно, как летает над нею ласточка, беспокоясь о приближении тучи. Высокий тростник шумит по ее заливам. Круты, отвесны берега ее. По ним тянутся леса, кое-где возвышаются курганы, надгробные памятники безымянных людей и кое-где мелькают разноцветные скалы: то бледные, то голубые, то желтые. Тут дико глядит природа и когда осень, обрывая деревья, подергивает зелень краскою смерти, тут приятно смотреть на орла, как он, опустясь на прибрежную вершину, сидит спокойный с чувством своей царственной силы. Река красивая, река живописная, очаровательная Мечь!.. В иную минуту ее небо примешь за небо Швейцарии!
  Далее от берегов за лесами, за курганами открывается обширный горизонт: деревни, поля, рощи. Картина более игривая, более суетная!.. На ней жизнь, труды, пот человека, и чтоб эта жизнь, эти труды не показались горькими, на нее должно любоваться не осенью, а при блистательном солнце лета, в летний полдень, в летнее утро!.."